2

Отзвучали пять ударов часов на угловой башне. С близлежащего, поросшего камышом берега донесся крик водяной курочки. Каролина стояла в дверях и смотрела во двор. Смеркалось. Гости разъехались. Последними из Мортемера несколько минут назад уехали Филипп и Элиэтт. Ей было нелегко убедить брата, что, будучи в Париже рядом с королем, он сможет больше сделать для герцога, чем сопровождая ее в Англию. Двое слуг выкатили во двор ее дорожный экипаж. Из конюшни вывели четырех гнедых рысаков, крепких и сильных. С ее дорожным кофром на плече Бату вспрыгнул на козлы и положил его на крышу кареты. Потом начал тщательно привязывать багаж.

Прошли сутки, двадцать четыре бесконечных часа, и теперь ее душа рвалась отсюда… Каролина пересекла холл и, поплутав по полутемным коридорам, едва нашла дорогу в кабинет. Стены огромного помещения от пола до потолка были заставлены шкафами с архивами, на которых висели тяжелые замки. Наклонившись вперед, за письменным столом на стуле с высокой спинкой сидел Лебланк. Перо, поскрипывал, бегало по лежащему перед ним листу бумаги.

– Господин Лебланк, пожалуйста, позаботьтесь, чтобы через каждые двадцать миль были наготове свежие лошади, – нарушила тишину Каролина. Глубокая морщина между его бровей залегла еще глубже.

– Я надеялся, что вы все же передумаете, графиня. – Управляющий отложил в сторону перо и открыл ящик красного дерева, в котором хранил печать и сургуч. Такая женщина ему еще никогда не встречалась. Любая другая на ее месте сделала бы из этого трагедию, а эту никто не видел плачущей. Она недолго оставалась в своих | комнатах. Тут же позвонила служанке, приказала приготовить себе ванну и подать свежую семгу, картофель с маслом и белое вино. Графиня была не такой, как все, она была сильной женщиной. Ее смело можно было отпускать одну в Англию. Под напором подобных чувств у Лебланка даже на миг мелькнула мысль сделать ее своей союзницей. Однако он тут же отказался от этой идеи и попытался образумить ее: – Не ездите в Англию, графиня, прошу вас.

Взгляд Каролины упал на предметы, лежавшие на столе перед Лебланком: листки, испещренные странными знаками, циркуль и транспортир, звездный маятник, астролябия. Этот человек вызывал у нее удивление.

– Как я вижу, – сказала она с улыбкой, – вы занимаетесь астрологией, месье Лебланк. Надеюсь, вы не потому стараетесь отговорить меня от моей затеи, что этому не благоприятствуют звезды?

Он посмотрел на нее, и юношеский огонь в его глазах заставил забыть и седины, и морщины, которыми время и заботы избороздили его лицо.

– Это всего лишь способ убить время мужчины, которому достаточно спать несколько часов в сутки, – заметил он.

– И что, сбываются… эти ваши расчеты. В вашей жизни происходили события, предсказанные звездами?

– Мне посчастливилось не составлять собственный гороскоп.

– А мой гороскоп? И герцога? Их вы составляли? Что вам удалось выяснить? – Заинтригованная, Каролина даже забыла, зачем пришла.

– Орбиты его звезд неразрывно связаны с вашими, графиня. – Голос управляющего звучал сдержанно, почти неприязненно.

– Я хочу это увидеть, – решительно заявила она. – Покажите мне!

Она подошла к столу, однако он закрыл листки руками.

– У нас есть пословица, – произнес Лебланк, – очень мудрая: «Если смотреть на собственные ноги, непременно споткнешься».

Сначала Каролина была обескуражена его отказом, но потом рассмеялась.

– Я послушаюсь этого совета, – сказала она. – Я не буду смотреть себе на ноги, а помчусь на всех парах в Лондон.

Управляющий опять смерил ее внимательным взглядом.

– Я сомневаюсь, графиня, что это лучший способ помочь герцогу.

– Назовите мне лучший, и я охотно последую вашему совету. Если у вас есть какие-то подозрения, говорите прямо!

– Подозрения? – Лебланк зажег свечу и поднес ее к сургучу. Красные капли закапали на бумагу. Он прижал печать к сургучу. – У человека столь богатого, как герцог, всегда есть враги, – произнес он. – Быть богатым мечтателем – ничего хуже нельзя приду мать! Мир еще никому не прощал отсутствия слабостей. – Не глядя на нее, Лебланк убрал со стола письменные принадлежности. Разумеется, у него были свои предположения. Ему всегда было ясно, что рано или поздно придет черный день. Какой бы густой ни была конспиративная сеть, как бы хорошо ни были спрятаны бумаги и незаметно раскиданы деньги по самым разным банкам, однажды одной ячейке этой сети будет суждено порваться. Но пока это было не более чем предположение. Лебланк был слишком дальновидным и прагматически мыслящим человеком, чтобы строить свои решения на догадках. Он поднялся и протянул ей открытый конверт. – Это доверенность для лондонского банка «Барринг». Предъявив ее, вы получите любую сумму, графиня. Сумма поручительства при определенных обстоятельствах может быть очень высока.

– Поручительства? – Каролина не сразу поняла. – Что бы там ни произошло, герцог арестован незаконно!

Что он от нее утаивал? Вопрос так и вертелся у нее на языке, но она знала, что все равно не добьется ответа от этого странного человека. Лебланк стоял, опершись Рукой о письменный стол. Его фигура расплывалась в сумраке, выползавшем из Углов комнаты, и Каролине казалось, что он сделан из такого же неосязаемого материала и сейчас растворится и вернется в свою родную стихию. Нет, здесь ей не добиться успеха. С тем же результатом она могла бы задавать вопросы стенам этого замка. Она взяла из его рук конверт. Зачем она вообще теряет здесь время? Со двора донеслось позвякивание лошадиной упряжки.

– Благодарю вас. – Лебланк склонил голову. Его глаза совсем растворились в темноте.

Каролина блаженно вытянула ноги на мягком коврике, подогреваемом снизу двумя плоскими, наполненными горячей водой медными грелками. Потом открыла крышку круглой корзинки с провиантом, стоявшей возле нее. Ее пальцы скользнули по бесчисленным пакетикам и коробочкам. Она искала не цукаты и не шоколадное печенье. Она мечтала о куске ржаного хлеба, который Бату всегда тайком совал ей в серебряной коробке. Любая служанка получала его вдоволь, лишь ей приходилось с самого детства «добывать» себе кусок этого хлеба. Марианна, ключница Розамбу, почти заменившая ей мать, сама обожала ржаной хлеб, особенно только что испеченный, но всегда делала вид, что аристократам он вреден.

Каролина никогда этого не понимала. Но так было всегда. Революция тоже ничего не изменила. Именно простые люди упорно цеплялись за эти внешние различия между господином и слугой, как будто служить господину, который ел тот же хлеб, было чем-то постыдным. Иногда этот мир было трудно понять…

Карета так неожиданно остановилась, что Каролину толкнуло вперед. К счастью, она успела ухватиться двумя руками за петлю из толстого шнура, свисавшую рядом с занавеской.

Она распахнула дверцу. Туман был таким густым, что она с трудом могла различить двух головных лошадей четверки.

– В чем дело? Почему мы остановились?

Она вдруг увидела незнакомых людей. Двое держали под уздцы передних лошадей. Третий направлялся к ней.

В пелене тумана блеснула широкая золотая шнуровка капитанской формы. Подошедший мужчина поставил ногу на выдвинутую подножку. Каролина с возмущением взирала на все это, проклиная себя за то, о так легкомысленно приказала уложить свое оружие в чемодан.

– Кто вы? И как у вас хватает наглости останавливать мою карету?

Перед ней возникло смуглое лицо.

– Мануэль Эрера, капитан «Мирмидона». – Он говорил на грубом, гортанном о французском. – Эта остановка в ваших же интересах, графиня.

Он знал ее! И тем не менее осмелился остановить.

– Я тороплюсь. Прикажите своим людям…

– Я знаю причину вашей спешки, – перебил он ее со своей странной интонацией. – Но к чему вам совершать долгий путь в Англию, если вы от Мануэля Эреры из Перу можете узнать, почему жених не явился на свадьбу.

Он чуть склонил голову набок. Его гладкие густые волосы, влажные от тумана, напоминали черный шлем.